Время наступает - Страница 104

104

– Стой! Если хочешь жить, остановись немедленно!

Гаумата оглянулся, недобро оскаливаясь. Всадник не отставал, и надежды, что его конь споткнется или зашибет ногу, пока не сбывались. Да тут еще эта злобная дрянь! Стоит ей сообразить, как близко избавление, она бросится вновь, и тогда уж Гаумате действительно несдобровать.

«Да, но он же один, этот проклятый эборей! Больше никого! – разглядев всадника, оскалился бывший Верховный жрец. – А раз так, отчего же не выполнить последнее желание идущего на смерть?!»

Он натянул поводья, останавливая коней.

С детства Гаумата не был драчлив. Его больше привлекали древние свитки, тексты на глиняных табличках и храмовые ритуалы, нежели подвижные игры, свойственные шустрым сверстникам. Но он вырос при дворе, где умение сражаться с оружием и без него ценилось не меньше, чем познания в науках и священных таинствах. Как и прочие юнцы вавилонской знати, учился он борьбе у египетского мастера и эллинскому бою – панкратиону у наставника-спартанца. Мог ли что-либо противопоставить этому какой-то злосчастный эборей? Гаумата сжал в кулак «Дыхание Мардука» подобно тому, как сжимали обкатанную гальку хуриты в своем каменном бое. Сейчас для него не было ни Мардука, ни ЙаХаВа, был лишь он и Даниил, и между ними граница жизни и смерти.

– Ты искал меня? – насмешливо спросил наследник халдейских царей, спрыгивая наземь. – Готовься же к встрече!

Они сошлись посреди степи, двое молодых сильных мужчин, готовые биться до конца и горящие желанием победить. Гаумата, несомненно, умел и знал больше, однако и то, чему научился за годы нелегкой своей жизни Намму, было усвоено крепче крепкого.

Ничего так не хотел Гаумата сейчас, как увидеть лицо Даниила разбитым в кровь. Но противник всякий раз уклонялся, то отскакивая, подобно мангусте, то подставляя под удар плечо. Наконец, вавилонянину удалось схватить противника и, подбив ноги, свалить его на землю. Но все же, падая, Намму вцепился в горло бывшего жреца, увлекая его за собой. Они покатились по земле, стараясь взять верх друг над другом.

– Я тебя удавлю! – рычал Гаумата, позабыв о жреческой величавости. – Ты никакой не пророк! Ты мошенник!

Он постарался ударить Даниила кулаком в голову. Но тот вцепился зубами ему в плечо, заставляя взвыть от боли. В конце концов, Гаумате все-таки удалось оседлать врага и нанести ему пару ударов.

– Ты мошенник! – не замечая крови, текущей из прокушенного плеча, процедил беглый Первосвященник, нанося тяжелый удар по лицу. – И вор! Там, на пиру у Валтасара, это я сказал: «Время наступает»!..

Он размахнулся еще раз и вдруг, качнувшись резко вперед, рухнул, едва не разбив лбом переносицу Даниила. Тот почувствовал, что тело врага обмякло, превращаясь в тяжелый соломенный куль. Он приоткрыл глаз. Тот все более заплывал, превращаясь в узкую щелочку, но все еще видел. Над ними стояла испуганная Сусанна. В руке ее был зажат окровавленный камень.

– Ты жив? – не подбирая слов, в отчаянии заговорила она. – Жив? Скажи, жив?

– Да, – прохрипел Даниил, силясь подняться. – Помоги выбраться.

Сусанна ухватилась за край шитой золотом жреческой одежды. Даниил напрягся, отталкивая разом потяжелевшее тело Гауматы.

– Ты что, убила его? – глядя на булыжник в руке девушки, настороженно спросил он.

– Я ударила камнем по голове, – тихо, словно извиняясь, пробормотала Сусанна. – Я не хотела. – Она с тревогой оглянулась на лежащее без движения тело. – Но он же… – Тут взгляд девушки упал на ярко-синий камень с лучащейся внутри звездой. – Это «Душа Первозавета»! – забывая о поверженном враге, воскликнула она. – И этот камень управляет ламассу!

Ожившие чудовища перестали двигаться столь же внезапно, сколь и сдвинулись с места. Еще мгновение назад они силились подняться, ревя и тряся огромными бородатыми головами, да так и застыли с разверстыми пастями.

– Что это? – глядя на каменеющих на глазах исполинов, прошептал Валтасар.

– Наверное, Даниил сумел догнать Гаумату, – настороженно и все еще с подозрением глядя на замерших монстров, ошалело произнес Кархан. – Теперь можно вступать в город.

«И вступил благословенный царь Валтасар в распахнутые врата столицы, – писал впоследствии прилежный летописец Амердат. – И не было радости на лице его, ибо плач вокруг стоял и стон великий. Много славных и отважных полегло в тот день. Когда б не храбрейший Даниил, поразивший изменника Гаумату, неведомо, быть бы Вавилону впредь».

Но было и то, о чем мудрый старик не счел нужным упомянуть. Не то чтобы он экономил чернила, получаемые из драгоценного сока каракатиц, но объяснять, почему именно к нему во двор опустились «небесные ангелы» и что они делали впоследствии, не входило в его планы. Он написал лишь, что крылатые вестники бога ЙаХаВа, сразив ламассу, восславили Даниила и растаяли в небесной сини. И это была правда, хотя и не вся правда.

Как бы то ни было, столь долго предвкушаемый торжественный въезд царя Валтасара в столицу не удался. Он был полностью и безнадежно испорчен. Родственники оплакивали тех, кто был растерзан нынче у стен Вавилона; рабы, надсадно кряхтя, поднимали и устанавливали на прежнее место каменных стражей, показавших нынче свой грозный нрав.

Царь нервно мерял шагами дворцовую залу, ища ответа, как жить дальше. Его мир – привычный, удобный, а главное – понятный, рушился на глазах. Он признавал могущество ЙаХаВа, явленное многократно Вавилону, и не только ему, Даниилом. Однако в его мире всем заправлял Мардук. В прежние годы царь тихо осуждал своего отца за то, что тот пытался сделать покровителем Вавилонии Сина. Это казалось ему кощунством и непомерной гордыней. Однако теперь Мардук, похоже, скрыл от мира светлый лик, если уж его наместник и тень на Земле пытается уничтожить, вырвать с корнем возлюбленный богом праведных народ!

104