Время наступает - Страница 106

106

– Я сделал, как ты просил, отец, – проговорил, глядя на плещущуюся внизу серую воду, тот, кто был повыше и помоложе. – Он, на радость всем, жив и здоров. Я спас его от яда, от кинжала и от копыт ламассу. Хотя, как ты сам понимаешь, этого не должно было случиться. Возможно, теперь ты объяснишь мне, зачем весь этот сыр-бор?

– Потому что так правильно, – отвечал ему второй, глубокий старец.

– Отец, я знаю, что ты мудр, но твоя манера утверждать, ничего не объясняя, меня иногда просто ставит в тупик.

– Ты прав, мальчик мой. Порой я бываю абсолютно невыносим, – согласно кивнул старик. – Но ведь, сам видишь, время действительно наступает.

– Да что ж все, в самом деле, вцепились в эту фразу, как дурень в погремушку? – возмущенно начал молодой.

– Вот-вот! Именно, как дурень! – донеслось из темноты. – Надеюсь, я не помешал?

– Мардук! Вот нежданная встреча! – сменил тему говоривший прежде.

– Слава тебе, о Вершитель судеб! – воздел руки к небу старец.

– Амердат, ради бога, оставь эти глупости, – на лице подошедшего ясно отразилась гримаса досады. – Не здесь и не сейчас!

– Вот не думал встретить тебя сегодня! – вновь заговорил сын Амердата.

– Я тоже не думал, – раздраженно огрызнулся Мардук. – Но, что делать, я теперь почти безработный! Этот фанатик, Гаумата, уничтожил Портал!

ГЛАВА 26

Даже самый большой силач не в силах удержать рой пчел в рукаве.
Французская пословица

Как гласила летопись Амердата: «В ночь, когда луна укрылась за облаками, дабы не видеть злодейского кровопролития, и дождь оплакал тех, кому предстояло вскоре покинуть сей мир, царевич Камбиз обрушился на спящий лагерь египтян со всеми ратями своими. И не было там спасения ни малому, ни великому».

Поливший в ту ночь дождь действительно притушил костры в египетском лагере. Мерный стук капель способствовал крепкому сну, которому не суждено было смениться пробуждением. Лишенные жалости персы, нагрянувшие из мрака, подобно демонам, уничтожали всех без разбора, искренне радуясь виду пролитой крови и оттого лютуя еще больше.

Нидинту-Белу, получившему воспитание при утонченнейшем дворе Ойкумены, был чужд этот свирепый азарт, но он ни на шаг не отходил от Камбиза, первым бросаясь в бой, подавляя редкие очаги беспорядочного сопротивления. К утру дождь утих, и кровавые лужи, слегка разбавленные водой, предстали ясному взору дневного светила. Оно чуть выглянуло и в печали скрылось в тучах, не желая являть миру свой лик.

– С этим покончено, – усмехнулся Камбиз, разглядывая преподнесенный ему Нидинту-Белом головной убор. Поднявшаяся в атаке золотая кобра на нем замерла, точно готовясь к роковому броску. – Забавный шлем, не правда ли?

Услышав эти слова, Нидинту-Бел чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Это уреус, о государь, – венец правителей Верхнего и Нижнего Египта.

– Венец?

Камбиз передал драгоценный головной убор одному из ближних военачальников.

– Зачем мне корона, если нет царства?

– Но до Египта неделя пути. К тому же нас отделяет пустыня.

– Их, – Камбиз мотнул головой в сторону сваливаемых в кучу трупов, – это не остановило. Неужели же остановит нас?

– Но они знали путь через бескрайние пески.

– Пески не бывают бескрайними, – отмахнулся Камбиз. – К тому же там, где прошла целая армия, дорога появляется сама по себе.

– Мне доводилось бывать при дворе фараона, – вымолвил Нидинту-Бел, дотоле молча наблюдавший перепалку между персами. – Я могу провести войско через пустыню.

Халаб смотрел и не верил своим глазам. Там, где еще вчера красовалось золотое изваяние светлого бога с двулезвийной секирой и драконом у ног, ныне уродливой грудой возвышалась оплывшая золотая глыба. То, что многие годы было опорой и смыслом жизни его и всего народа Вавилона, теперь глумливо поблескивало драгоценным, но бессмысленным куском золота. Халаб даже потрогал руками сияющий металл, опасаясь, не морок ли это.

То, что он видел и осязал, несомненно, было явью.

– Что же теперь делать? Что делать?! – причитал он, суматошно бегая из угла в угол сияющего чертога. Врата Бога захлопнулись перед его носом. Вавилон больше не был сокровенным местом, где Мардук общался с народом своим. Он бросил, забыл их, оставил на произвол судьбы, властителем которой почитался все эти годы.

«Выходит, судьба все же сильнее небесных владык. Как ни тщись управлять ею, она с одинаковым равнодушием поражает и людей, и богов».

Он рухнул на колени пред тем, что осталось от божественного изваяния. Может ли человек жить без бога? Может ли народ жить без небесного покровителя? Что станется теперь с ними, покинутыми и одинокими?

«Конечно, никто из тех, кто живет внизу, у подножия Этеменанки, не волен подняться сюда и своими глазами взглянуть на золотое изваяние бессмертного. Для сохранения веры лучше бы скрыть от народа гибель бога. Те немногие, кто имеет право входить в золотой чертог, вероятнее всего, не решатся огласить правду, рискуя потерять все.

Но долго ли так может продолжаться? Петух, лишенный головы, может еще пробежать десяток шагов, но будет ли он жить? Конечно, нет. Или…»

Халабу вспомнилось состязание на площади, когда оживленная эборейским пророком птица вдруг обрела новую голову вместо отрубленной и преспокойно горланила свой вечный утренний гимн. Быть может, гибель истукана вовсе и не беда? Быть может, это знак, посланный самим Мардуком? Ведь он не есть изваяние, не есть блестящий металл! Он – нечто большее, гораздо большее, не подвластное человеческому разумению. Не о том ли толковал все время Даниил, величая своего неизреченного бога ЙаХаВа? Быть может, закрывая известные двери, ведущие к обретению истинного знания, ОН приоткрывает новые, доселе неведомые? Так стоит ли, подобно глупцу, пытающемуся лбом пробить стену там, где ранее был проход, тратить попусту силы?! Или же следует оглядеться и увидеть то, что милостью божьей откроется для тебя?

106