Он говорит, бог эбору – враг Мардука. Он говорит – боги вцепились друг другу в бороды, точно пьяные торговцы, не поделившие барыш.
Я говорю: бог выше злобы. Тот, кто взывает к нему, верит, что будет услышан. Тот же, к кому взывает он, и вовсе услышит его без труда. Я не скажу тебе, о царь, что знаю волю Мардука. Но не мне тебе говорить, что воля бога приходит через меня. «Отчего так?» – спросишь ты. «Оттого, что не иначе, – отвечу я. – Я не просил тебя о милости, ты сам явил ее. А потому, если слова жреца убедили тебя, изгони меня прочь. Я много лет скитался вне этих стен и проживу свой век без них». Он поднялся, делая вид, что собирается уходить. – Только прежде позволь, я сделаю тебе отвар, который быстро уймет боль, мешающую тебе судить с обычной мудростью твоей.
– Ты действительно можешь сделать это? – забывая о Мардуке и его жреце, в голос взмолился Валтасар. Намму кивнул неспешно и с достоинством. Старый Абодар любил порой хватить лишку и потому научил сына с малых лет спасать его некоторыми «волшебными средствами», вроде густейшего куриного отвара и свежевыжатого лимонного сока.
– Если пожелаешь, я сделаю это незамедлительно.
– Вот и прекрасно! Бери все что нужно, но поторопись, а уже потом, когда ясность мысли вернется ко мне, поговорим о войне.
– Царь, ты что же, в самом деле желаешь говорить о тайнах грядущей войны с чужаком? – возмутился Верховный жрец.
– Но ты же слышал, – поморщился Валтасар. – Он здесь по воле Мардука.
– Это ложь! – порывисто вскочил с места жрец.
На губах Валтасара внезапно зазмеилась странная улыбка.
– Ты всерьез настаиваешь, что его слова ложь? Вот как? Стало быть, он утверждает, что выполняет божью волю, и ты утверждаешь то же самое о себе? Но воля эта отчего-то разная. Кто из вас прав, решит состязание! – Царь обернулся к телохранителю. – Кархан, объяви: нынче в полдень Верховный жрец Мардука и Даниил-пророк могуществом своим подтвердят, на чьей стороне божья воля. Тот, кто уличится во лжи, с позором будет изгнан из стен города, и да не найдет он себе нигде пристанища в вавилонском царстве. А дотоле, – он перевел взгляд на Даниила, поглаживающего свою длинную бороду, – помни, ты обещал мне излечение.
Намму сидел на скамье во дворцовой кухне и, водрузив голову на руки, глядел, как булькает вода в железном котле и вьется к потолку густой куриный дух. «Господь, – думал он, не спуская взгляда с белой пены, – если я и впрямь ступаю по пути, предначертанному тобой, то чем прогневил я тебя? Для чего послал ты мне такой удел?» Проигрыш на предстоящем состязании казался ему несомненным. Что может он, Намму, сын Абодара, всю жизнь свою проведший в добывании насущного куска хлеба, в сравнении с тем, кому открыты высшие тайны хода светил и даже само дыхание Мардука подвластно ему? Он снял накипь с бульона, не переставая сокрушаться о своей печальной участи. Изгнание из Вавилона казалось бы ему сейчас наиболее предпочтительным выходом, когда б не войско Кира, ждущее выступления нового союзника, и не скорбное осознание того, что идти-то, в общем, некуда. Один раз ему уже довелось испытать все прелести изгнания, но тогда впереди путеводной звездой маячил овеянный легендами Вавилон. Да и могущественнейший из царей этого мира тогда не искал его смерти. И разве только он? Намму снова вспомнил тот злополучный вечер, когда пытался бежать из дворца начальника городской стражи. Тогда маг, которого нынче утром царский телохранитель назвал Гауматой, указывая, что тому следует делать, ссылался на приказ Верховного жреца. Стало быть, все они – одна шайка. А сколько их всего притаилось вокруг царя?!
С гложущей сердце ясностью Намму понимал, что сегодня лишь царь, да продлит Мардук его годы, мог защитить своего новоявленного советника, если только в этом мире для него существовала верная защита. Сейчас беда грозила не только ему, но и Валтасару. И стоило царю Вавилона утратить силу – и его, «пророка», собственная гибель стала бы делом времени.
Что же предпринять?! Как выкрутиться на этот раз? Может быть, сбежать, пока не поздно? Сказать, что нужны какие-нибудь диковинные корешки, и выбраться из города? Прихватить золотых монет и украшений… – вон их сколько вокруг!
Нет! За стенами Кир и… Намму вспомнился восхищенный взгляд юной дочери Иезекии. Сегодня он ей обещал пировать в доме у ворот Иштар в час, когда взойдет первая звезда! То ли эта мысль, то ли возникший перед глазами образ черноволосой красавицы встряхнул его, точно кошель с монетами, дабы убедиться, что внутри осталось еще что-то ценное. «Что ж, если суждено мне погибнуть, то я погибну! А если нет – я должен победить! Иначе как я отправлюсь к ней в гости на праздничный ужин?»
Намму огляделся вокруг. Разномастные родственники царского бульона в больших плетеных корзинах, громогласно кудахча, обсуждали нелегкую участь попавшего в ощип собрата, негодуя и радуясь одновременно, что не разделили его участь. Отрубленная петушиная голова и надерганные перья валялись поблизости в широкой глиняной миске… А что, если… В голове у царского советника возник план. Немудреный, но, быть может, забавный. А как говорил старик Абодар, когда боги смеются, они выполняют наши желания.
– Ой, – раздалось в дверях. Мальчишка-поваренок с нескрываемым испугом и почтением глядел на Даниила, колдующего над целительным варевом. – Я, это, – сбивчиво начал паренек. – Мне за водой.
Он указал на объемистый чан, стоявший в дальнем углу кухни:
– Меня повар за ней послал. Стена закоптилась – побелить надо. А известь у него, как на зло, негашеная – вот, за водой послал. Чтоб, значит, погасить. Совсем немножко. Плошку, не больше.