Время наступает - Страница 39

– А что ты скажешь, Даниил? – Валтасар обратил к пророку усталый взгляд. Намму усмехнулся или, вернее, скривил уголки губ, точно удивляясь страхам царедворцев.

– Велите открыть ворота, мой государь, я пойду.

ГЛАВА 10

Правда – тяжелое бремя для государя, и непосильное для его народа.
Гай Юлий Цезарь

В зале царского совета повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь жужжанием назойливых мух, которым от века нет дела ни до высокого титула, ни до божественного вдохновения.

– Ты что же, желаешь идти к черни? – будто сомневаясь в услышанных словах, переспросил Валтасар. – Сам?!

Меньше всего в этот миг Намму желал оказаться нос к носу с разъяренной голытьбой, жаждущей крови. Тем более что количество носов там, у стен дворца, неизмеримо превышало возможные для драки или для бегства пределы. Но иного пути, по сути, не представлялось. Не нужно было слыть пророком, чтобы догадаться, какую жертву потребует Мардук устами своего Верховного жреца в обмен на успокоение божественного гнева. Даниил искоса поглядел на лицо Гауматы. Тот ухмылялся, не желая даже легким флером скрывать торжество победителя. Однако не зря же говорил старик Абодар, замазывая сыну синяки и ссадины после очередной уличной драки: «Запомни, мальчик, кто сражается, тот не побежден. Если драка неизбежна – бей первым!»

– Я пойду! – повторил Намму, поднимаясь с места. – Если то будет угодно тебе, государь, позволь Кархану сопроводить меня.

– Пусть будет так, – утвердительно склонил чело Валтасар. – Желаешь ли ты еще чего-либо… – царь помедлил, – перед смертью?

Даниила невольно передернула мелкая, не поддающаяся усилию воли дрожь. Он и прежде не ждал, что по ту сторону жизненного предела его встретят как дорогого гостя. Теперь же над посмертным обиталищем духов для него и вовсе красовалась непроницаемая мгла. Эта неизвестность отчего-то пугала его не меньше, а то и больше всех напророченных жрецами мук. Что бы ни было уже произнесено, невысказанное казалось еще страшнее.

– Я бы хотел молвить слово, – проговорил Намму. – Ибо кто нынче беснуется у врат дворца твоего, о великий государь, как не слепцы, узревшие нынче впервые солнечный лик? От этого сияния, от света истины пришли они в испуг и опьянены ужасом души их. Если Господь даст силы речам моим, то преисполнятся покоем ныне алчущие крови. А нет – не моя сила, но божья свершит суд быстрый и праведный.

– Что ж, – выслушав речь Даниила, печально вздохнул Валтасар. – Пусть ваш ЙаХаВа поможет тебе, как делал это до сих пор. Ступай, – он поманил пальцем Кархана, – сопроводи его.

Фиолетовые, красные, желтые круги плыли, расходясь и сливаясь воедино, перед глазами Намму. Он чувствовал, как ноги его подгибаются, и лишь усилием воли заставлял их переступать со ступеньки на ступеньку. Сердце, ощущавшее холодное дыхание последнего часа, стучало и рвалось наружу, желая выпорхнуть птицей из груди и улететь подальше от постылой клетки ребер.

– Послушай, Даниил, – раздался совсем рядом густой, словно навар, именуемый хаш, шепот Кархана. – Я могу спасти тебя. Я знаю, где здесь подземный ход. Я дам тебе денег, ты выберешься из города, доберешься до Наппура. Я скажу тебе, кого там спросить. Тебя надежно спрячут. – Кархан шептал скороговоркой, непривычной для молчаливого скифа.

– Ты спасешь меня? – Глаза Намму расширились от удивления и радости. – Правда?

Он порывисто сглотнул, пытаясь загнать обратно в горло слова, просившиеся наружу. Тщетно, их было не удержать.

– А что же тогда будет с тобой?

– Придумаю что-нибудь, – поморщился Руслан Кара-ханов. – Скажу, что ты навел на меня чары и сбежал.

Намму пристально, точно видел скифа впервые, глядел в лицо лохматого гиганта. Ему не раз приходилось бегать из заточения, и он прекрасно знал, что в Вавилонии, как и у него на родине, стражнику, заподозренному в сговоре с беглецом, полагается смерть. В этот миг ноги его уже гудели от напряжения, готовые с максимально возможной скоростью унести хозяина подальше от опасности, но сердце – сердце Даниила – стучало в его груди, и с каждым ударом стук был все размереннее и четче.

– Ты не должен этого делать, Кархан. – В глазах Даниила встали памятные с детства картины разоренных очагов и простоволосых, истерзанных женщин, плачущих у пепелищ. Реши он сейчас, как в былые времена, спастись бегством – и всякому двуногому зверю, рычащему по ту сторону крепостной стены и жаждущему крови, станет понятно, что бог оставил народ эбору, а он, Намму, – людей, в него поверивших. Перед глазами вновь непрошеной явилась картина разрушения лавки у ворот Иштар.

– Нет, ты не должен этого делать. Я выйду к ним. Но перед этим вели трубить в трубы. Пусть те, кто нынче хочет моей смерти, узрят воочию истину, ибо, когда наступит час прозрения для них, возопят они: «Помилуй, Господи!» – но не обретут в тот час милости Господней те души, что милосердия не ведали. Ступай за мной к надвратной башне, вели трубить в трубы и… прихвати с собой факел.

Толпа у стен дворца занимала все пространство улиц, насколько хватал глаз. Слитный рев двух дюжин медных труб заставил ее если не примолкнуть, то хотя бы умерить шум негодующих воплей. Намму глядел с башни на это беснующееся море, держась за дорогой парчовый кушак, и в который раз с тревогой ощупывал то, что могло подарить ему спасение, а могло и не подарить.

– Оставь факел здесь. – Намму указал Кархану на кольцо, вмурованное в стену за одним из зубцов высокого каменного парапета. – И ступай. Если только богу не будет угодно, чтобы воспарил я к небесам, то скоро спущусь к тебе.