Время наступает - Страница 52


К оглавлению

52

– Ангелы божьи, черт побери! У нас тут люди без причин не летают!

– Но эти дикари нас атаковали!

– Велика беда! Нам это и было нужно.

– Но… – не унимался пилот.

– Горючее еще есть?

– Минут на сорок полета, – немедленно отозвался командир экипажа.

– Тогда парите над Даниилом и машите, будто его благословляете.

– Зачем? – изумился пилот.

– Чтобы не возбуждать лишних вопросов!

– Ну и работка! – фыркнул бывший офицер шведских королевских ВВС, вместе со штурманом пристраиваясь махать руками над головой обалдевшего Намму.

Дальше был триумфальный въезд в столицу, восторженные крики и коленопреклонение. Утомившись парить над победителем, доморощенные ангелы взмыли повыше и, рванув в воздухе светошумовую гранату «Эос», с максимальной скоростью устремились к крыше царского дворца. Когда к наблюдавшим эту картину вавилонянам снова вернулись зрение и слух, они готовы были поклясться, что ангелы исчезли среди невообразимого грома и молний. Впрочем, Намму, едва удержавший раненого жеребца от попытки пуститься наутек, тоже мог засвидетельствовать их удивительное исчезновение.

Ночевать экипажу сбитого катера пришлось на крыше. Но лишь первые лучи солнца тронули листву, укрывавшую их импровизированное убежище, на канале связи вновь появился Кархан с сообщением, что все готово к «побегу».

И вот теперь они спускались в каменный лаз, похожий на обложенную камнем нору линдворма.


Валтасар прохаживался по галерее, заросшей большими душистыми цветами, широко развернувшими пять своих длинных заостренных лепестков, точно живые лучи далекой звезды. Он любил укрываться здесь, в одной из многочисленных беседок, увитых зеленью, так что лишь немногие знали, где расположен вход в каждую из них. С малолетства эти уютные, пропитанные ароматом цветов жилища духов-хранителей служили ему самому надежным убежищем. Он прятался здесь от гнева отца, тогда еще молодого и деятельного, даже не помышлявшего о том, что его, могучего царя Вавилона, заставит бежать какой-то дикарь, как сорняк, выросший среди парсских ущелий.

Сейчас, прогуливаясь в одиночестве вдоль заветных беседок, он понимал, что укрыться и отсидеться в них не удастся. Молчаливые скифы-телохранители, шествовавшие за ним в изрядном отдалении, знали это состояние государя и потому, пристальна осматривая царский путь, старались ни звуком, ни жестом не потревожить его молчание. Валтасар был мрачен. Сегодня от далеких Северных гор примчались гонцы, посланные им на поиски Набонида. След его загадочно терялся, словно отец, еще совсем недавно великий и могущественный повелитель Вавилона, исчез точь-в-точь как нынче ангелы над толпой.

Валтасар чувствовал себя покинутым и одиноким. Конечно, его радовала победа Даниила над чудовищем, еще недавно посеявшим ужас в его владениях. Но это был дракон Мардука, и царь прекрасно сознавал, что встреча с Верховным жрецом не предвещает ему ни радости, ни поздравлений. Однако здесь он полагался на своего нового советника. Вот уж кого бог точно не оставляет без покровительства! Но во что Валтасар не мог поверить, как ни силился – это измена Нидинту-Бела! Валтасар знал, что этот дерзкий, порывистый, но в то же время отчаянно храбрый вельможа – одной с ним крови. Знал и не видел в этом ничего дурного. Нидинту-Бел был лет на пять моложе и всегда подчинялся своему царственному брату в детских проделках. Когда-то Валтасар сам учил его метать дротик и попадать из пращи в головы привезенных из далекой Эллады каменных истуканов. Валтасар не мог себе представить Нидинту-Бела изменником. И все же…

Валтасар шел, опустив голову, мимо любимых с детства беседок. Невеселые мысли одолевали его.

– Хм, – раздался рядом с ним тихий, сдавленный то ли кашель, то ли рык. Царь поднял глаза. Перед ним стоял Кархан. Казалось, все треволнения сегодняшнего дня лишь слегка всколыхнули черную шевелюру могучего скифа. Он не выглядел усталым и, пожелай того государь, хоть сейчас готов был вступить в бой.

– Все уже собрались, мой повелитель! Все ждут твоего слова.


С детских лет Гаумата знал, что жизнь его посвящена богу. Мальчишкой, прислуживая жрецам Мардука, он с замиранием сердца слушал рассказы о том, как Победитель чудовищ время от времени принимает телесный образ и сходит к народу Вавилона в лучах небывалого, невыразимого людским языком сияния. Конечно, сходит он не ко всему народу, но лишь к возлюбленным чадам своим, в которых, как в Гаумате и «ушедшем на покой» бывшем Верховном жреце, была частица его плоти и крови. Через них Судья богов и Владыка скрижалей предвечной судьбы являл миру свою волю.

Гаумата верил и надеялся, что когда-то ему предстоит занять место у трона куда более великого, чем царский, и с вожделением, с каким пылкий юноша ждет встречи с возлюбленной, грезил о том дне, когда в праздник очищения, по традиции, с размаху отвесит звонкую оплеуху царю. Сын выскочки Набонида, в жилах которого текло отравленное вино и грязная вода, а никак не царская кровь, еще не ведал, какую судьбу исчислил ему Мардук, вложив жезл Первосвященника в крепкие руки Гауматы.

И вот теперь, когда победа казалась такой близкой, что и сам запах ее заставлял ноздри раздуваться, как у разгоряченного скачкой жеребца, все рушилось, исчезало, словно марево в пустыне. Гаумата стоял перед золотым изваянием Мардука, вопрошая его, чем провинился он, слуга Небесного Владыки, чем прогневил Властителя судеб? Но тот лишь молчал, грозно воздев секиру – беспощадную сокрушительницу чудовищ.

52