– Энки, уж кто бы говорил! – возмутился Мардук. – Почему бы тебе не заставить своего пророка вернуть пульт? Иначе я не могу открыть Верховному жрецу путь на базу.
– Я говорил, дубликат надо было сделать, – парировал Энки.
– Что ты такое несешь? Это же не пищалка для электронного замка, а священный камень! Он может быть только в единственном экземпляре.
Хранитель таблиц судеб задумался.
– Слушай, Энки! А может, ты как-нибудь дашь знать своему Даниилу, чтобы он хоть на время вернул сапфир мне или Верховному жрецу? Честное слово, я прослежу, чтобы он возвратился к Даниилу.
– Настою, – усмехнулся Отец знаний и Учитель мудрости. – Если б это был Даниил, я бы, может, так и сделал, но этот пройдоха измыслил себе какого-то иного бога. Что ж, теперь прикажешь идти и доказывать ему, что бога нет?
– Да, вопрос. – Мардук смахнул с кончика носа упавшую каплю. – Я уже почти дожал его, – пожаловался Победитель Тиамат. – И тут Гаумата, со своей истерией!
– С призраком ты забавно придумал.
– Мне тоже так казалось, – хмыкнул Мардук. – До сегодняшнего дня! Но об этом позже. – Верховный бог Вавилона перевел взгляд на Амердата. – Бессмертный, может быть, разок забудем все условности? Мне нужно переговорить с Чужаком. Чем раньше, тем лучше! Ты же можешь организовать эту встречу?
– Могу, но не в моих силах менять законы богов. Да и боги не могут менять их, иначе они перестают быть теми, кто они есть. Менять свои законы – привилегия слабых. В жилах того, с кем ты хочешь встретиться, нет ни капли твоей крови. Да и вообще, ни жреческой, ни царской… Для тебя его почти нет! Ты не должен ему являться. И это не я решил!
– И все же, Амердат, – упрямо склонил голову Мардук, – мне очень нужна эта встреча.
– Настолько, что ради нее ты готов позабыть закон? Ты ищешь встречи с Чужаком в час, когда храм твой в запустении и народ, взращенный тобой, отвернулся от тебя?!
– Храм и народ – это мои заботы! И Даниил, вернее, тот, кого прозвали Даниилом, – всего лишь никчемный выскочка! Мне ли страшиться его? Не касайся этого, старик! Я прошу тебя, прошу впервые с изначального дня, помоги мне! И поверь, я знаю, что нужно мне и этому миру!
– Мне ли не верить в тебя, Мардук!
Валтасар чувствовал себя разбитым и потому раздраженным. События вчерашнего дня не шли у него из головы. Он рассеянно выслушал сообщение Даниила о желании персидского царевича Дария тайно встретиться с ним, не проявив, впрочем, ни малейшего удивления по поводу внезапного приезда в Вавилон никем не званного племянника Кира.
– Да, хорошо. Я нынче же приму его, – кивнул он. – Если ты говоришь, что речи его заслуживают внимания, то, значит, так и есть.
Даниил удивленно поглядел на государя. Кажется, впервые он видел его столь безучастным к судьбе великого царства.
– Что с тобой, мой государь? Что гнетет тебя? – удивленно спросил он.
– Мир вокруг теряет привычные очертания, – туманно пояснил властитель. – Я не могу ни понять этого, ни привыкнуть.
– Понять мир – великое деяние, – покачал головой Даниил. – И всякое понимание начинается с того мгновения, когда осознаешь, что не понимаешь того, что желал бы разуметь.
– Все это мудрено, – тряхнул черными как смоль кудрями Валтасар. – Красиво, но мудрено. А вот скажи, к примеру, ты, божий человек, пред коим врата мудрости распахнуты настежь, что есть Господь для тебя?
Даниил вздохнул. Он давно ожидал этого вопроса и сам толком не ведал ответа на него.
– Что для меня Господь? – повторил он. – Вопрос, в котором нет ответа. Разве для меня ОН? Или для тебя? Разве солнце в небе светит для кого-то одного? А ветер, надувающий трус купеческого судна, разве не он же срывает плоды с деревьев и несет песок в знойной пустыне? Бог един для всех. И не спрашивай меня, государь, где отыскать его дом. В душе твоей его дом, в душе моей его дом. И эти стражники и царедворцы, и чужестранные послы – все они носители бога. Не силься отыскать его вне себя. Задай же себе вопрос не: «Что для меня бог?», а «Что я для Бога?» Пришедши в этот мир беспомощным и жалким, каким покинешь ты его? Что есть путь твой? Задай себе эти вопросы и внемли, когда Создатель даст тебе ответ.
– И что же мы для Господа? – чуть насмешливо, но с интересом произнес царь.
– Мы – то, что создано им, и наполнены духом его. Мы – воплощенный замысел божий, и каждый из нас по сути своей творец во имя творца предвечного. Гончар ли, превращающий сырую глину в совершенный кувшин, пастух ли, стригущий шерсть, – каждый из нас рожден стать творцом. Пусть малым и неприметным. Но из малого зерна вырастают тучные колосья. Суть человека и суть бога неразделимы, как неразделимы свет и тень, день и ночь, Солнце и Луна.
– Ты говоришь складно, Даниил. И все же ты не прав, – покачал головой царь. – Ведь ты рассказываешь о боге-творце и творце-человеке, а стало быть, о мужчине. А ведь есть еще женщина. Разве можно и ее ставить в один ряд с богом и мужчиной?
На лице Валтасара появилась торжествующая усмешка. Еще бы, столь ловким ходом ему удалось нащупать слабину в рассуждениях эборейского пророка.
– И верно, государь! – кивнул Даниил. – Ведь всякому ведомо, что мы рождаемся от ветра, который сметает пыль в кучи, а из той пыли силой лунного света является человек.
– Что ты такое говоришь, несчастный?!
– О повелитель, не суди по моему внешнему виду, – насмешливо произнес царский собеседник. – Всякому же известно, что Господь сотворил человека из праха, и возвращается он во прах. Но все же сколько ни мети пыль, она не становится человеком. Таинство превращения одного в другое скрыто от нас, но все мы – плоды его.